Воды спят - Страница 38

– Вы «хвоста» за собой не привели?

Я, по правде говоря, знала ответ – они ведь понимали, что поставлено на карту. И даже не приблизились бы к дому, если бы имели малейшее сомнение в том, что это небезопасно.

И все же я должна была задать этот вопрос. Хотя, если бы они допустили промашку, наш склад уже пылал бы, подожженный Серыми.

– Мы были готовы к тому, что придется разбираться с воронами.

– Со всеми, кроме одной, – проворчал Одноглазый.

– Что?

– Я видел там белую ворону. Она, по правде говоря, не пыталась нас преследовать.

И снова мы с Сари обменялись взглядами. Сари сказала:

– Я хочу переодеться, съесть что-нибудь и немного передохнуть. Давайте встретимся через час. Если у тебя есть сердце, Гоблин, ты попытаешься отыскать Мургена.

– Ты некромантка.

– А ты клялся, что он у вас на крючке. Даю тебе час.

Гоблин заворчал что-то себе под нос. Одноглазый мерзко захихикал и не предложил помочь ему. Вместо этого он спросил меня:

– Ну как, надумала укокошить своего библиотекаря?

Я не стала ничего объяснять ему, но этим вечером начала склоняться к тому, что, может быть, в его словах есть смысл. Похоже, Сурендранат Сантараксита подозревает, что Дораби Дей Банерай – нечто большее, чем даже любознательный уборщик. А может, я тоже поддалась паранойе и слышу в словах Сантаракситы то, чего в них не было.

– Пусть тебя не волнует господин Сантараксита. Он очень добр ко мне. Сказал, что я могу брать любую книгу, какую пожелаю. За исключением закрытого фонда.

– Ишь, лиса! – заявил Одноглазый. – Рано или поздно кто-нибудь да отыщет дорожку к твоему сердцу. Может, тот, кто думает, что она проходит через книги? Смотри, не забудь назвать первенца в честь меня.

Я помахала кулаком у него перед носом.

– Я бы выбила тебе последние зубы и обозвала чокнутым, но меня воспитали в уважении к старшим – даже когда они бормочут всякую чушь, выжили из ума и совсем одряхлели. – Несмотря на свою сфокусированность на Едином Истинном Боге, моя религия содержит очень сильный налет почитания предков. Любой веднаит верит, что предки могут слышать его молитвы и ходатайствовать за него перед Богом и Его святыми. Если считает, что ведет себя достойно. – Я собираюсь последовать примеру Сари.

– Крикни, если тебе понадобится попрактиковаться, чтобы не ударить в грязь лицом перед новым дружком.

Его кудахтанье внезапно смолкло – мимо прохромала Гота. Когда я оглянулась, Одноглазый выглядел так, будто уже снова спал. Вот притворщик!

Во время осады в Джайкуре я только и твердила, что никогда в жизни не стану привередничать в еде. Что мне ни предложат, буду лишь улыбаться и говорить: «Спасибо». Но время знает способ заставить человека забыть свои клятвы. Рис и вонючая рыба надоели мне не меньше, чем Гоблину и Одноглазому. Просто тоска берет от риса и рыбы, рыбы и риса. Уверена, что именно эта их диета делает нюень бао людьми, лишенными чувства юмора.

Я зашла к Сари. Она вымылась, распустила волосы, расслабилась и выглядела на десять лет моложе. Легко представить себе, что еще десять лет назад она воплощала собой мечту любого молодого мужчины.

– У меня есть еще немного денег из тех, что достались мне от одного человека, который погиб на юге, – заявила я, размахивая крошечным кусочком рыбы, зажатым между двумя бамбуковыми палочками.

Нюень бао отказываются пользоваться кухонными принадлежностями, к которым вот уже на протяжении многих лет все привыкли в этой части света. Здесь, в комплексе До Трана, еду готовили только нюень бао.

– Что? – недоуменно спросила Сари.

– Я готова их потратить. Чтобы купить свинью. – Веднаитам не положено есть свинину. Но какая разница, раз уж меня угораздило родиться женщиной? Все равно дорога в Рай для меня закрыта. – Или что-нибудь другое, только бы оно обитало не в воде, вот как это. – Я снова взмахнула рукой с рыбой.

Сари это непонятно. Ей все равно, что есть, – лишь бы есть хоть что-то. Вечная рыба и вечный рис – что может быть лучше? И, вероятно, она права. Множество людей за пределами этих стен едят чхати, потому что им недоступен рис. А другим попросту вообще нечего есть. Хотя сейчас, похоже, усилиями Душелова ряды последних оказались сильно прорежены.

Сари начала рассказывать мне еще об одном Бходи, который у входа во Дворец сегодня требовал встречи с Радишей. Однако мы как раз подошли к освещенной области, где изготовляли наши «страшилки» для вечерних «выступлений», и она увидела что-то, заставившее ее остановиться.

– Неплохо бы перехватить следующего… – начала было я, но Сари перебила меня.

– Какого черта он тут делает? – проворчала она.

Теперь и я увидела, что привлекло ее внимание. Вернулся дядюшка Дой. Какой, однако, он выбрал момент… Интересно и… подозрительно.

Я также отметила, что, даже волнуясь, Сари говорила по-таглиосски. У нее были с нюень бао свои счеты. Хотя, по правде говоря, у нас на складе на нюень бао говорила только матушка Гота – ей нравилось выступать в роли страдалицы.

Дядюшка Дой – толстый и маленький человечек, мускулистый и довольно крепкий, несмотря на свои без малого семьдесят. В последние годы характер у него заметно испортился. Он не расстается с длинным, слегка изогнутым мечом, который называет Бледным Жезлом. Бледный Жезл – моя душа, так он говорит. В каком-то смысле он жрец, хотя не считает нужным объяснять что-либо по этому поводу. Однако его религия допускает владение боевыми искусствами и использование священных мечей. На самом деле ничьим дядюшкой он не был. Это прозвище у нюень бао является признаком уважения, а все они считали Доя достойным всяческого уважения.