– Когда-нибудь я не выдержу и сверну этой птице шею.
– И отяготишь свою карму, – напомнила мне Радиша. – Может быть, станешь в следующей жизни вороной или попугаем.
– Одна из прекрасных особенностей ведны состоит в том, что, согласно ее учению, никакой следующей жизни не существует. Значит, и беспокоиться не о чем. А Бога, Всемогущего и Милосердного, вороны вообще не интересуют. Разве что как средство для того, чтобы наслать чуму на неверующих. Никто не знает, господин Сантараксита не собирался сюда спускаться?
Мои организаторские способности быстро пошли на убыль, как только возникла возможность добраться до Плененных. Только сейчас до меня дошло, что знания ученого могли бы оказаться в особенности полезны здесь; не исключено, что он сумел бы найти связь всего, что находилось в этой пещере, с известными мифами.
Ответа не последовало.
– Я пошлю за ним, если понадобится. Ах, Сари, вот и твой любимый. Не прикасайся!
Я произнесла последние слова чуть-чуть слишком громко – эхо загремело просто неистово. Несколько маленьких сосулек упали с потолка, разбившись о пол с почти металлическим звяканьем.
Ворона сказала, совершенно отчетливо:
– Иди сюда!
Я, поискав ее взглядом, ответила:
– Если твои манеры существенно не улучшатся, ты рискуешь навсегда остаться здесь.
Птица нервно бегала туда и обратно перед Ворчуном и Госпожой. Вот где Душелов потрудилась на славу. Эти двое сидели рядышком, почти прижавшись друг к другу. Капитан обнимал Госпожу за талию, а она держала его руки в своих. В этой сцене злобное чувство юмора Душелова явно достигло апогея; она сделала все, чтобы воссоздать крошечный кусочек мирной жизни.
Если Душелов и расставила где-то ловушки, то они должны быть здесь.
– Одноглазый! Мне нужна твоя помощь.
Глаза Госпожи были открыты, и пыль на них отсутствовала. Она сердилась, и белая ворона явно хотела именно это довести до моего сведения.
– Терпение, – посоветовала я Госпоже, чувствуя, что сама уже теряю его. – Лебедь, Одноглазый, идите сюда. – Лебедь первым добрался до меня, хотя и находился дальше. – Не припомнишь, Душелов ничего особенного не делала с этими двумя? Какую-нибудь маленькую подлость, а?
– Не помню. Тогда меня это не волновало. Усадив их, она просто занялась следующим делом. Такой у нее способ существования. Начав какое-то дело, она целиком и полностью погружается в него, забывая обо всем остальном. А когда идет дальше, напрочь выкидывает из головы то, что происходило совсем недавно.
– Приятно обнаружить, что ей тоже не чуждо хоть что-то человеческое. – Я не собиралась сейчас обсуждать это. – Одноглазый, осмотри тут все на предмет ловушек. И пошевели мозгами. Скажи мне, наконец, ты можешь пробудить этих людей или нет, черт возьми? – Моя головная боль не прошла, хотя, слава Господу, больше не усиливалась.
Упала еще одна сосулька.
– Да знаю я, знаю. Слышал, когда ты первый раз спрашивала. – И дальше завел свою любимую песню о том, что мне нужен любовник и что он все отдал бы, лишь бы увлечь меня этой идеей.
Я прошла мимо Ворчуна и Госпожи. Пещера здесь не заканчивалась. Бледный свет едва освещал ее. Золотистый оттенок в нем теперь начисто отсутствовал. Немного серебра, чуть-чуть серого, а в основном – льдисто-голубой. Похоже, осадочная порода там, впереди, сменилась почти чистым льдом.
– Лебедь, Душелов ходила туда, дальше, пока вы были здесь?
Он поискал меня взглядом.
– Нет. Но она, возможно, делала это прежде.
Кто-то прошел в том направлении сравнительно недавно – по меркам времени пещеры. На изморози следы были видны совершенно отчетливо. Возникло неприятное ощущение – скорее, предчувствие, – что, пойди я по ним, и ничего хорошего я не обнаружу. И все же у меня не было выбора. Хватит того, что я упустила Нарайяна и Дщерь Ночи. И то, что им, без сомнения, помогла Кина, существенного значения не имело. Мне следовало получше пошевелить мозгами.
– Одноглазый, скажи мне, наконец. Можешь ты воскресить этих людей или нет?
– Если ты не будешь приставать ко мне хотя бы пять минут, я отвечу на этот вопрос.
– Получай свои пять минут, ласковый мой. Это не смертельно, можно и подождать.
– Ты проболтался без толку все время, о котором просил, – сказала я Одноглазому. – Выкладывай. Можешь ты сделать это? Да или нет. Никаких проволочек больше.
– Я не в форме, мне нужно отдохнуть.
Речь Одноглазого снова стала замедленной, неразборчивой и изливалась в каком-то странном ритме в соответствии, видимо, с его состоянием. Он был прав, конечно. Мы все нуждались в отдыхе. Но не меньше мы нуждались и в том, чтобы закончить свои дела тут и подняться наверх. Голод, уже ставший реальностью, со временем будет только усиливаться. Я боялась его – после осады Джайкура.
Я уже решила для себя, что в какой-то степени буду придерживаться стратегии, на которой настаивал дядюшка Дой. Сейчас мы воскресим лишь несколько человек, а за остальными вернемся позже. Но это означало, что предстоит сделать очень суровый выбор. И каким бы этот выбор ни был, кому-то он обязательно придется не по душе. Будь я похитрее, сумела бы придумать какой-нибудь добрый старый способ – в духе Гоблина – сделать так, чтобы виноватыми оказались все вокруг. Те, для кого ожидание затягивается, не смогут возненавидеть за это всех.
И еще существует доброе старое мнение, о котором не следует забывать, Дрема. Мы ведь говорим о человеческих существах, так? Ну, а если есть хоть какая-то возможность быть против, пусть даже безрассудная и не слишком достойная, человеческие существа, можно не сомневаться, отыщут и не упустят ее. С энтузиазмом, энергией и совершенно не считаясь с тем, что сейчас для этого самое неподходящее время.